Глава 1 (начало). Как Викрам Адитья сыновей озадачил

1. КАК ВИКРАМ АДИТЬЯ СЫНОВЕЙ ОЗАДАЧИЛ

Викрам Адитья, царь царей индийских, однажды из дому пропал.

Случилось это в феврале, за две недели до Махашиваратри. Вышел Викрам на крышу, прохладой подышать да закатом полюбоваться. А солнце садилось за реку, а за рекой был лес до горизонта. Когда-то Викрам из этого леса говорящего мертвеца выносил, о том отдельная история. А посреди реки торчал островок, с которым никаких историй не было связано. Слишком мелким он был для историй: сто шагов на сто, и всё в зарослях. И никто там не жил, даже обезьяны.

Взглянул Викрам на островок - и взгляда оторвать не смог! Уже и солнце спряталось, и звёзды вышли, а он всё сидел и на островок глядел.

Тут поднялись на крышу два царевича, Вардан и Манодж. Видят: отец завис и как бы медитирует. Хотели они потихоньку уйти, но Викрам их окликнул. И спросил, указывая на остров:

- Сыновья мои, что вы там видите?

- Огонь! - в один голос ответили царевичи.

- Значит, не я один его вижу… - Викрам промолвил. - Но кто его зажёг?

- Даже предположить не можем, - Вардан ответил. - Прикажешь выяснить?

- Не прикажу. Сам туда наведаюсь и всё узнаю. Сдаётся мне, что этот огонь неспроста зажжён…

И Викрам покинул дворец, оставив сыновей в недоумении и тревоге. Часа через два Вардан сказал брату:

- Что-то отца нашего долго нет. Сходи-ка за ним, да погляди, где он и всё ли у него в порядке.

Спустился Манджил к реке. Видит: на берегу царский конь привязан, а возле острова царская лодка пришвартована. Стало быть, Викрам ещё там.

Переправился Манодж на остров и увидел там такое чудо: костёр большой сам собой из земли горит, а в костре бабай сидит. Старый, лохматый, бородатый, пепельно-серый и в одной набедренной повязке. И не горит, и даже не потеет - йог, наверно! А Викрама ни возле костра не видно, ни в костре не видно, и как не было его здесь!

Стал Манодж отца аукать. Без результата. Поискал его в зарослях - тоже без результата. Бабая спросил - но тот на него даже не глянул! Даже глаз не раскрыл, как будто не царевич перед ним, а попрошайка!

Манодж оскорбился и возмутился. За саблю схватился, ногою топнул. И вопрос свой повторил уже в другом тоне:

- Будь ты хоть йог, хоть бог, а царскому сыну ответить должен! Признавайся немедленно, куда отца моего девал, не то вытащу тебя из костра да изрублю в тикку!

Бабай опять промолчал - и попытался Манодж его из огня достать. Опалил усы и брови, кафтан прожёг, саблю закоптил, но всё без толку! Даже кончиком сабли старика не задел. Так ни с чем и вернулся, и Вардану обо всём доложил.

- Экий ты бестолковый! - сказал Вардан. - По-хорошему договориться не можешь, чуть что - сразу саблей машешь. Ладно же, пойду я сам с ним побеседую.

И отправился на остров, прихватив с собой, на всякий случай, большое слонобойное копьё. Скрепя сердце, поклонился, и давай бабаю рассказывать, как плохо детям без отца, а стране без государя. Битый час объяснял, в сомкнутые веки неотрывно глядя - но ничего под веками даже не шевельнулось!

Разозлился тогда Вардан и закричал, потрясая копьём:

- Эй, ты! Чего молчишь? Глухой, что ли? Так я тебе сейчас уши прочищу!

И тут же без копья остался. Вспыхнуло оно, как бенгальский огонь, и за пять наносекунд превратилось в белый пепел. А старик раскрыл глаза (ох, и красные же они у него были!) и захохотал так, что с деревьев птицы посыпались.

Жутко это выглядело, но Вардан не испугался. Руки в боки упёр, грудь колесом выкатил, на лице презрение изобразил. И воскликнул язвительно:

- Ай, да фокусник! Ай, да чародей! Ну, погоди, бродяга - не знаешь ты ещё, с кем связался! Я прадеша-сенапати, триста тысяч бойцов под моим началом! Триста тысяч!
По горсти воды каждый принесёт - от твоего костра одна зола останется! А потом мы повесим тебя за ноги, вот на этом дереве, и будем бить палками, пока не скажешь, где отец!

Старик в ответ расхохотался до того, что аж закашлялся. От этого кашля весь остров затрясся и запрыгал, и Вардан с него слетел прямо в реку - хорошо, хоть плавать умел! Выбрался на берег, отплевался, отряхнулся - и, к острову оборотясь, не своим голосом заорал:

- Рано радуешься, мерзавец! Вот велю я открыть плотину, и весь твой костерок водою смоет! Тогда-то поглядим, как ты шутки шутить будешь!

Глупее, конечно, ничего нельзя было придумать. Но хохот стих - и царевич решил, что это добрый знак. Испугался, видать, старик, заткнулся и задумался! С тем и пришёл Вардан во дворец, и планами своими с Манодж поделился. Однако тот настолько их не одобрил, что даже старшему брату возразить решился:

- Прости меня, братец, но думал ли ты о том, что вместе с островом полгорода под воду уйдёт?

- Народ меня поймёт! - Вардан заявил. - Никто из наших граждан ничего не пожалеет, чтобы царя из беды вызволить!

И затопил бы он Уджайн, столицу Индии, прямо зимой, да ещё и накануне большого праздника! Но, по счастью, слышал его самый младший царевич, ВинАяк. Он с Варданой спорить не стал, просто высказал своё мнение:

- Я думаю, отец тебя за это не похвалит.

- Это почему же? - Вардан удивился.

- Потому что вместе с островом утонет. А и не утонет - всё равно не похвалит. Ненавидит он, когда подданные из-за него страдают.

И у Вардана в голове всё встало на свои места.

- Так что же делать? - спросил он ВинАяка. - Как отца спасать? Может, ты подскажешь?

- К богам обратиться надо, - ВинАяк ответил. - Как бы ни был силён этот йогин, вряд ли он сильнее Шри Махадева.

Пошли царевичи в храм, и там до утра пуджу совершали - и Шиве-Махадеву, и жене его, Уме Деви, и сыновьям их, Картиккее и Ганеше, последнему особенно щедро. И, представьте себе, подействовало! На рассвете Викрам Адитья сам домой пришёл! Живой-здоровый и даже помолодевший. Минимум, лет на двадцать.

Что с ним было, где он пропадал - о том Викрам никому не рассказывал. Но все моментально догадались, что царь от огненного старца благословение получил, оттого и молодость к нему вернулась. А старец тот никуда не пропал, так и остался гореть на острове. Горожане его сразу заметили и быстренько освоили. Назвали его "Агни-бабА" и стал он культовым объектом номер один. Повалили к нему паломники, засуетились вокруг него лодочники да лоточники, а прямо возле негасимого костра, плотно засел один местный пуджари (профессиональный ритуальщик). Он паломников встречал, подношения принимал, жертвоприношения совершал и, в общем, жирно жил. Набивались другие пандиты ему в помощники, но он сказал, что островок и без того тесноват. А тех, кто намёка не понял, попросту выгнал палкой.

Пандиты разобиделись, пошли Викраму жаловаться. А царь поглядел на них рассеянно и ответил загадочно, как бы из глубины себя:

- Да не очернит вас пламень дымновонный, о почтеннейшие! Отступите от сего костра и благословляйте изгнавшего вас, ибо уберёг он вас от участи позорной и мерзостной. Ему же оставьте пожинать плоды его кармы и знайте, что будут они горьки и тошнотворны.

Жалобщики смутились и ушли восвояси; но потом ещё долго по углам шептались, что царь Викрам уже не тот. Веды цитирует, подарков не дарит - а раньше-то всё наоборот было! Раньше пандиты ему Веды зачитывали, и ни один из них без подарка не уходил!

А Викрам и в самом деле, хоть и помолодел-поздоровел, но какой-то странный стал, это многим в глаза бросалось. Задумчивый, молчаливый, к жёнам не ходит, друзей не принимает, сыновей путает, слуг не узнаёт - да Викрам ли это? Может, подменили его на острове?

Слухи всякие по городу пошли, а вскоре и до леса дошли. И тогда явился во дворец большой обезьян. Черномордый, длиннохвостый, тело вытянутое, шёрстка серебристая - лангур, одним словом.

Видели его многие, но никто внимания не обратил - ну, лангур и лангур, в Уджайне их тысячи. И Викрам его тоже не замечал, хотя лангур ему раз пятнадцать на глаза попадался, а однажды даже сказал: "Бом Шанкар, Викрамушка!" Викрам тогда плечом дёрнул и оглянулся - но на приветствие не ответил. Должно быть, подумал, что почудилось.

Потусовался обезьян по дворцу от полудня до вечера, а вечером с царевичами на крыше встретился. И спросили у него царевичи:

- Что скажешь, бабаджи? Отец это или не отец?

И лангур сказал:

- Если и отец, то не ваш. Баратхари это.

Царевичи застыли в изумлении.

- Дядя Баратхари? Но он же умер…

Лангур оскалился:

- Только в некотором смысле. Умер для мира, родился для йоги. И сидел всё это время в Ближних Пещерах, аскезе предавался и всяко совершенствовался.

- Но почему он от нас это скрыл? - Манодж спросил. - Почему даже брату не сообщил?

- Были у него на то свои причины, и я сейчас вам о них расскажу.

И Бетал (а это был именно он!) рассказал царевичам свою первую историю: